И край меня услышит

И край меня услышит
20:46

Нас собрала сегодня любовь к Поэту. Кому-то он близок, как Поэт. кому-то больше как гражданин, который погиб в обороне родного края. Но книжка «Жизни как творчество», написанное его сыном, правдиво подчеркивает: жизнь и творчество Стуса разделить нельзя. И нет смысла думать, был ли бы он таким славным, если бы дожил до 70-ти лет и пришел сегодня на свой творческий вечер до Филармонии. Просто он не мог дожить до 70-ти.

Вы только послушайте названия и строфы его стихотворений:
Как хорошо то, что
смерти не боюсь
И не спрашиваю, ли
тяжелый мой крест.
***
Благословляю
твой произвол
Дорого боли
дорого доли
***
Заклечано землю
проводами
Планету провода
оплели
И судьбу казачью
постами
Вроде бы козу
повели.
Но над всем повторяется мотив поэта планетарной боли:
Как то снится
мне земля
На которой лишь ночую!
Как мне небеса
болят
Когда я их не слышу.
Мог ли коммунистический режим терпеть такого поэта, который мешал единодушно петь «Широкая страна моя родная»?

Поэта, который так легко говорит о смерти и насмехается над рабами, которые разменяли волю на деньги и медали.
Но главное то, что он грудью стал в обороне прав и чести своего народа, презренного национально и закрепощенного в колхозах и на заводах.
И как поэт, он же называет вещи своими именами:

За решеткой, за вартами
розбухлий на слезах.
Рад-соц-конц-таборів союз
Который Господь забыл.
Дьявол тоже забыл.
Теперь здесь правит другой бог:
марксист, расист и людоед, -
один при трех.

Василий Стус был арестован 1972 года вместе с Иваном Горничным, Вячеславом Чорновилом и другими «особенно опасными государственными преступниками».
Но ни один из нас, также готовых на все, не писал прощальные слова:
Народе мой, к тебе я еще верну
как в смерти обращусь к жизни
своим стражденним и незлым лицом.

Может готовность умереть говорит о слабой связи его с семьей?
Но наоборот: никто из ув’язнених не писал такие трогательные слова жене, сыну, отцу, матери, сестре, - никто так не побивался, как Василий Стус.

Его любовь к родне была такой же большой, как любовь к своему обиженному народу, которому он готовил свою жизнь в офіру.

Кое-кто говорит, что в Стуса слабоватый инстинкт самосохранения.
Есть такие, что и сегодня ищут виновных, что «не уберегли большого поэта».
Те люди просто не поняли его стихотворений, которые дышат горнім воздухом добровольной офіри, - уже вне пределов страха.
Когда поезд виз поэта
«К востоку, к востоку, к востоку, к востоку»
то есть в 1977 году - на Колыму, он почему-то не думал, что то только 3 года ссылка.
Для него «Где-то Украина там», - уже позади - и «к ней ты от нее идешь в горбатых засвети.»
Каждый из нас ехал туда, к востоку, с маленькой надеждой вернуться. Кто-то прощался жалостно словами, уже смешными для Василия Стуса. И то была не улыбка гордого мужчины, как может позірно казаться. Нет, то был отстраненно ясный дух офірної человека, который не принимает жалкие приманки мира надзирателей и рабов. Конечно, будут еще какие-то иллюзии:
Чигае на тебя ослепление мгновение
Но все прорывайся к Богу.

Можно было бы это назвать фатализмом, если бы не и отчужденная готовность к офіри и даже будто радостное принятие начерчиваний своей судьбы:

От нее ты к ней идешь
Страстной к ней путь -
но, на которой и сам падеш
и друзья тоже падуть.

Временами его посещали бред о тысячах бесстрашных смельчаков, способных на любую бедность во имя справедливости. Но реально была только небольшая «хельсинская группа» - против государственного Молоха.
Следовательно, поэта мучала нехватка жизненной активности в народе, нехватка готовности и бесстрашию. Поэтому он перечисляет имена первых смельчаков среди всех народов империи - а все ровно выходила горсточка.
Это его не зневірювало, а только подкрепляло волю не казаться, а своей офірою поднять дух народа, пробудить в нем чувство чести и стремление воли. Поэт предвещает посмертное возвращение к своему обновленному, возмужалому пробуженному народу:

Как сын, тебе доземно уклонюсь
И честно гляну в честные твои глаза
И в смерти с родным краем породнюсь.

Следовательно, не идет речь о благодарной памяти - идет речь о встрече родственных честью, о народ свободный и достойный, уже глубинно родной.

Кто-то назовет это фантазией. Но вспомним, как уже в 1989 году под сине-желтыми и красно-черными флагами и церковными хоругвями тысячи людей везли гроб Василия Стуса, Юрия Литвина и Олекси, Тихого мимо дома КГБ, где сквозь окна испугано выглядывали их палачи.

А еще через два года осмілілі «строители коммунизма» проголосовали за Независимость Украины. Начальство не могло поверить.

Имя Стуса стало национальным символом. Его стихотворения и песни на его слова поднимают дух и культуру молодежи.
Кто скажет, что Стус в 2004 году не был с нами на Площади? Мера его присутности в жизни Украины очень большая.

Конечно, честь в потребительском мире не высоко ценится. В настоящее время изменник, вместо тихо повеситься, как Иуда, идет на телевидение и объясняет целесообразность и полезность своей позиции. А чиновник после публичной пощечины идет к хирургу «засвидетельствовать пощечину».

Но народ видит, кто есть кто, даже тогда, когда ему перед выборами выдают паек с крупой! И слова поэта «честно гляну в честные твои глаза» - то не напрасные слова.

Народ не забывает - ни в давних мітах и верованиях, ни в наше время - добровольной очистительной жертвы. Тем более того, кто сам напоминал и повторял: «Чтобы предотвратить нивелирование украинского народа, нужно офірувати лучших его сыновей. Других пожертвований Бог не признает».

Не забываем, что над председателями духовных бомжей, над глухими заторами люксусових авто, над рынком желтой прессы - постоянно идут высокие позывные, и их есть кому слушать: «Голос духа слышать везде» (И. Франко).
Вовсе не случайно нелегкие для чтения поэзии Стуса мгновенно раскупают. Неожиданно для многих появляются и появляются новые песни на его слова. И никакой пиар слева и дело не заглушит величественного «Во мне уже рождается Бог».

Исчезла тайна твоей зяви
Видиснився мир напрасности -
Только черная накидка славы
Неприкаянный миром летит.

Слава Стуса уже вплеталась в лагерні мистерии. В 1977 в концлагері 36 ко мне подошел молодой армянский парень: «Я Размик Маркосян - я был в Мордовии вместе с Василием Стусом!»
Из его интонации я почувствовал, что Стус еще приятель, но для многих - уже апостол!
В заключение - стихотворение Австика Исаакяна, переведенный с подачи наших общих армянских друзей, которые внутренне сегодня с нами, на вечере Стуса.

А я вам скажу:
придет голод такой
Что жаждущий упадете
за сытым столом
С тоскливо умоляющим
дрожью руки
По слова высокий псалом!
Бездумно презрели порыв ясный
Сняли на издевательство и глум
В храме материи танец хмельной
Над вечностью мечты и дум.
За вспышку высокую
что в кпинах зачах
Придет голод духа такой
Что вас розмета по морям, по мирам -
С нищенской дрожью руки!
Пусть это заветное напоминание выйдет за пределы нашего зала.